Читаем без скачивания Томас Бекет [=Бекет, или Честь Божья] - Жан Ануй

Впрочем, в этой истории есть одна забавная деталь. Ты зависишь непосредственно от моего суда. Назначая меня канцлером, король отдал все монастыри Гастингса в мое распоряжение. Сделано это было не без задней мысли, но я притворился, что ничего не заметил.

Монашек (пятится). Вы Бекет?

Бекет. Да. (Разглядывает нож, по-прежнему держа его двумя пальцами, с легким отвращением.) Ты резал не только хлеб. От ножа воняет луком, как от ножа истинного саксонца. Правда, вкусный лук в Гастингсе, а? (Со странной улыбкой смотрит на нож, потом поднимает глаза на бессловесного монашка.) Ты так и не сказал мне — для кого он? Если для меня, то, согласись, момент выбран хорошо, не считая небольшой детали — нож держу я.

Монашек не отвечает.

Ты знаешь несколько языков, а молчишь. Боюсь, наш разговор не далеко уйдет. Если нож предназначался для короля, то это не имело никакого смысла, малыш. У него три сына. Короли всегда пускают ростки! Ты хотел — один — освободить свой народ?

Монашек. Нет. (Глухо.) Освободить себя.

Бекет. От чего?

Монашек. От бесчестия.

Бекет (неожиданно серьезно). Сколько тебе лет?

Монашек. Шестнадцать.

Бекет (мягко). Вот уже сто лет, как норманны заняли остров. Твоему бесчестью уже много лет. Твой отец и дед испили чашу до дна. Теперь она пуста.

Монашек. Нет.

Бекет (в глазах его мелькнула тень, мягко). Итак, в шестнадцать лет ты проснулся однажды в своей келье от колокольного звона. Звонили к ранней мессе. Значит, это колокола повелели тебе взять весь позор на свои плечи?

Монашек (кричит, как затравленный зверь). Кто вам это сказал?!

Бекет (мягко, небрежно). Я же сказал тебе, что говорю на многих языках. (Бесстрастно.) Ты знаешь, что я тоже саксонец, как и ты?

Монашек (замкнуто). Да.

Бекет (улыбаясь). Плюнь. Тебе же хочется.

Монашек смотрит на него немного ошеломленно, потом плюет.

Легче стало, да? (Неожиданно твердо.) Меня ждет король, наш разговор и так затянулся. Я хочу сохранить тебе жизнь, хочу встретиться с тобой еще раз. (Беззаботным тоном.) Ты понимаешь, что это чистый эгоизм… Ведь твоя жизнь не имеет для меня никакого значения, но так редко судьба сталкивает человека с его собственным призраком, юношеским. (Зовет.) Эй, солдат!

Солдат подходит и, гремя оружием, застывает в позе «смирно».

Немедленно иди за прево.

Солдат убегает.

(Возвращается к молчаливому монашку.) Прелестное утро, не правда ли? Солнце уже пригревает сквозь легкую дымку… Франция красива! Но я так же, как и ты, предпочитаю густой туман над песчаными равнинами Гастингса. Солнце — это роскошь. А мы с тобой из той породы, которая презирает роскошь.

В сопровождении солдата входит прево. Это важная персона, но не для Бекета, это сразу заметно.

Господин прево, ваши люди задержали этого монашка, бродившего вокруг лагеря. Это послушник монастыря в Гастингсе, и он подсуден именно мне. Распорядитесь переправить его в Англию, чтобы там в монастыре не выпускали его из виду вплоть до моего возвращения. В настоящий момент против него особых обвинений нет. Я хочу сказать, чтобы с ним не обращались грубо, но зорко следили за ним. Вы отвечаете мне за него.

Прево. Хорошо, мессир. (Делает знак рукой.)

Солдаты окружают монашка и уводят его. Бекет не обращает больше на него внимания. Прево тоже уходит.

Бекет (оставшись один, рассматривает нож, брезгливо раздув ноздри, фыркает. Бормочет). Трогательно, но все же воняет… (Отбрасывает нож, насвистывая свой марш, направляется к палатке короля. Входит, весело кричит.) Ну что же, государь? Успели принарядиться? Пора отправляться, иначе епископу придется нас ждать!

Вдали весело зазвонили колокола. Палатка исчезла, как только Бекет вошел в нее. Декорация меняется. С колосников спускается задник, на котором — улица в перспективе.

Улица — это те же колонны, но солдаты, стоящие шпалерами, украшают их знаменами. Король и Бекет, верхами, едут по городу, предшествуемые двумя трубачами. Король немного впереди Бекета, их сопровождают четыре барона. Приветственные возгласы толпы. Колокольный звон. Трубные звуки в продолжение всей этой сцены.

Король (восхищен, кланяется). Французы нас обожают!

Бекет. Это обошлось мне довольно дорого. Пришлось раздать черни много денег. Зато богатые горожане надулись и сидят по домам.

Король. Из патриотизма?

Бекет. Нет. Но они обошлись бы нам слишком дорого. С толпой смешались также переодетые солдаты вашего величества, чтобы увлечь своими восторгами колеблющихся.

Король. Зачем ты вечно убиваешь мои иллюзии? А я считал, что меня любят ради меня самого! Ты безнравственный человек, Бекет. (С тревогой.) Как надо говорить: безнравственный или бессовестный?

Бекет (улыбаясь). Это зависит от того, что имеется в виду. Единственное, что бессовестно, государь, это не делать того, что нужно, тогда, когда это нужно.

Король (приветствуя толпу, милостиво). В общем, нравственность — лекарство, в которое ты не веришь?

Бекет (кланяясь, вслед за королем). Это средство для наружного употребления, государь.

Король. Хороша эта крошка на балконе, справа! Не остановиться ли?

Бекет. Невозможно. Нельзя нарушать расписания кортежа, епископ ждет нас в соборе.

Король. Но это же интереснее, чем смотреть на епископа. Я уже достаточно насмотрелся на епископов! Меня тошнит от них. Запомни этот дом.

Бекет. Запомнил. Напротив гостиницы «Олень», улица Таннер.

Король (поражен). Ты просто удивительный человек. Ты знаешь этот город?

Бекет. Я здесь изучал французский язык. Отец настаивал на этом — здесь самое лучшее произношение.

Король. Значит, ты знаешь здесь всех женщин?

Бекет (улыбаясь). Конечно. Но они уже, наверно, состарились с тех пор. Государь, вы помните, что должны сказать епископу?

Король (кланяясь). Да-да! По-твоему, это так важно, что я скажу французскому епископу, у которого только что силой оружия отобрал город?

Бекет. Очень важно. Для политики, которую мы собираемся проводить.

Король. Я сильнее его или нет?

Бекет. Сегодня вы — сильнее. Вот поэтому-то нужно быть особенно вежливым с епископом. Тогда вы покажетесь этому человеку еще в тысячу раз сильнее.

Король. Вежливым! С побежденным! Мой дед убивал всех, кто ему сопротивлялся. С тех пор как изобрели вилки, люди изнежились!

Бекет. Государь, никогда не следует доводить до отчаяния своего врага. Это придает ему силы. Мягкость — лучшая политика. Она обессиливает врага. Умный завоеватель должен не сломать, а растлить.

Король (насмешливо). Дорогой саксонец, ты собираешься меня учить, как должен вести себя завоеватель.

Бекет. Именно, государь. За сто лет я это хорошо обдумал.

Король (милостиво приветствует толпу). А о моих удовольствиях ты позаботился? А если мне хочется смешаться с толпой этих лягушатников, вместо того чтобы корчить из себя обезьяну на их церковной службе? Кажется, я могу позволить себе удовольствие? Я — победитель!

Бекет. Это было бы ошибкой. Хуже — слабостью. Можно все себе позволить, государь, но нельзя потакать своим слабостям.

Король. Слушаюсь, папочка! Какой ты сегодня ханжа! Посмотри на эту рыжую красотку возле фонтана! Дай приказ, чтобы кортеж возвращался этим же путем! (Чтобы увидеть девушку, он, сидя на лошади, чуть не сворачивает себе шею.)

Они проезжают. Четыре барона замыкают шествие.

Гул органа. Знамена исчезают вместе с солдатами. Собор. На сцене пусто. Слышен орган. Органист упражняется. Потом справа на сцене ставят перегородку, которая изображает церковный придел. Входят пышно одетый король, бароны, священник и мальчик из хора. Они чего-то ждут. Король в нетерпении присаживается на табурет. Бекета здесь нет.

Король. Где же Бекет? Чего ждут?